Да, персонаж певца (или, как нас учили в школе, лирический герой) готов
выйти в любой момент из дома под холодный ливень, отправиться в дальний
неизвестный путь, вступить в схватку - только хочет, чтобы о нем помнили
друзья. Он таинственно улыбается своей безусловной победе, даже когда
"сажает алюминиевые огурцы на брезентовом поле". И когда тонет, зная,
где ближайший брод. Легкий путь ему чужд, его удел - риск. Но погибать зазря он
вовсе не собирается, даже если гибель будет красивой - он обязательно должен
выиграть, причем по большому счету... Вот и Моро из "Иглы", пытаясь
спасти девушку-наркоманку, бросает вызов миру подпольного бизнеса,
наркомафии, хотя понимает, что шансов на победу у одиночки нет. Однако отступать
он не может. Не та натура. И даже получив удар ножом в живот, он оставляет
последнее слово за собой...
Этот нашумевший и все еще не показанный по телевидению фильм Рашида
Нугманова был попыткой снять с нынешней молодежи флер инфантилизма, заставить
ее отрешиться от социальной пассивности, от статуса "нулевого поколения".
Нет, Моро не читал мораль, никого никуда не призывал, а просто действовал. И
это оказывало магнетическое воздействие. Дон Кихот не был любимцем Цоя.
"Он не сконцентрирован, он слаб", - считал певец.
...Самобытен мир песен В. Цоя, построенных на незамысловатых, казалось бы,
образах ("сигареты в руках, чай на столе, коробка спичек пуста"), за
которыми встает стиль жизни "поколения дворников и сторожей", их
философия. Настрой неоромантический, экспрессивный - своего рода скорлупа для
душевной боли лирического героя Цоя, в котором, как точно заметил один из
рок-журналистов, борются и сосуществуют нежно влюбленный десятиклассник и
уличный хулиган. Его исповедь, как правило, переходит в осмысление сути
"детей застоя", в поиск корней их проблем и обид на жизнь:
У каждого его строки рождают свои ассоциации - хотя хриплый голос Цоя ни на
чем не настаивает. Подкупает честность. Для него это было тем, чем нельзя
поступиться. "Нам за честность, - говорил певец в одном интервью, - могут
простить практически все: и, скажем, недостаточно профессиональную игру, и
даже недостаточно профессиональные стихи. Этому есть масса примеров. Но когда
пропадает честность - уже ничего не прощают".
Он не любил притворяться, потому, видимо, и не мог стать лицедеем в
привычном смысле слова. Хотя был актером в душе. Наверное, Цой не смог бы
сыграть задиристого Д'Артаньяна, язвительного Сирано де Бержерака, фанатичного
Павку Корчагина, хотя черты всех этих героев и заложены в нем. Виктор - как и
его любимец Брюс Ли, великий мастер кунг-фу (Цой сам занимался каратэ), остававшийся
на экране самим собой, живущим своей жизнью, -предпочитал никого не изображать.
Ему нравилось, как и в ленинградской "тусовке", оставаться в кино
загадочным "одиноким ковбоем", приходящим невесть откуда, помогающим
слабым, павшим духом и вновь отправляющимся бороться за справедливость на
земле, вставать в полный рост на баррикадах. Бездомный и неприкаянный,
благородный и несчастный. Человек мостовой...
Несколько лет назад Цой вышел быстрой походкой - поверх сюжета - в финале
фильма Сергея Соловьева "Асса" (этот персонаж, точь-в-точь как Цой,
был парнем без прописки и специального музыкального образования, желающим
работать в рок-музыке). И перед толпой, зажегшей в ночной темноте спички, как
факелы единения, спел пророческие на тот момент слова: "Перемен! Мы ждем
перемен! Перемен требуют наши сердца!.." Ощутимым знаком происходящих в
искусстве изменений было уже само появление полуподпольной рок-звезды на
официальном экране: не в качестве музыкального антуража, а в качестве героя
нашего времени. Который пропускает через свое сердце общую боль и беду.
Бескорыстный, милосердный герой, который не хочет победы любой ценой, не
собирается никому ставить ногу на грудь. Он был нужен Времени очищения.
Пой был кумиром как школьников младших классов, так и их тридцатилетних
отцов. Он не кривлялся. Был далек от политики. Не терпел жлобства. Его влияние
на умы поколения еще предстоит оценить. Ведь не случайно возник палаточный
городок на Богословском кладбище в Ленинграде, где похоронен Виктор, не
случайно появилась "стена Цоя" на Арбате, не случайны рукописные
"заклинания" на стенах - будто они способны вернуть потерянное навсегда.
...Он не мог жить медленно. Скорость его "Москвича" в тот роковой
миг 15 августа 1990 года была не менее 130 километров в час.