Между
прочим, слово "асса" ввел в обиход году в восемьдесят втором именно
Цой. Это никакое не гребенщиковское слово. По-моему, на записи "Начальника
Камчатки" Цой стал говорить, что, по его мнению, главный тезис советской
культуры вообще и различных молодежных дея- ний в частости должен выражаться
словом "АССА!" То есть любое дейс- твие. А уж в фильме это все
трансформировалось в неведомое "АССА". В принципе, это то самое
грузинское "асса". И вот у меня это "асса" было постоянно
за спиной. Они непрерывно это "асса" друг другу демонстрировали. Удар
в челюсть ногой или что-нибудь еще.
На запись "Начальника Камчатки" пришел Боря и сказал, что он будет
продюсировать этот альбом. Продюсирование заключалось в следующем. Тропилло,
как обычно, все писал, дергался, вопил по поводу аранжиро- вок, а Боря... Ему в
то время, кажется, Липницкий дал такую музыка- льную игрушку, называлась она
"Кассиотон", размером с ладонь. Есть такие большие инструменты
"Кассиотон", а это был маленький такой "кассиотончик". Мне
оттуда сделали выход вместо динамика. Там было несколько занудных механических
ритмов. Вот в "Начальнике Камчатки" их и можно прослушать. Что-то
такое: тим-пам, па-па-пам... Все это идет непрерывно в одной тональности. Это и
была основная продюсер- ская идея Бори - вставить этот "кассиотончик"
желательно в большее количество номеров. Каким образом - это никого не
волновало. Был визг, хрюканье, но надо было вставить. И вставлялось по мере
возмо- жности. В этом альбоме детская игрушка типа калькулятора или часов
использована достаточно активно. Там, кроме всего прочего, было звуков двенадцать
или двадцать, которые можно было извлекать, нажи- мая на клавиши. Или выдать
какую-то готовую запрограммированную мелодию. Вот такой музыкальный инструмент,
супер! Если помните, в "Последнем герое" - та-там, та-там... Это как
раз игралось на "Кассиотоне" вручную, и Боря там был как бы клавишник
"Кассиотона".
Мне кажется, что Цой относится ко второй генерации отечественных рокеров. Он
конечно, большими глазами смотрел на Борю, но по форме выражения это был уже
Майк. Идеи, конечно, у него свои были, но это был уже второй слой. Он бы не
смог так с нуля начать. А по подаче это был рок-н-ролльный бард, хотя,
наверное, бард не может быть рок- н-ролльным. Ну вот как Майк - в принципе, он
может все под гитару петь и пел в свое время. Его "Сладкая N" - это,
в основном, бардов- ская музыка. Но рок-н-ролльная. И Цой поначалу был именно
такой, заквашенный на Майке, с подачей Майка по сути дела, но более подза-
борного типа, грубо говоря. Как мне было сказано на "Мелодии", когда
я пробивал пластинку "Ночь", так нелюбимую группой "КИНО",
- "это музыка подворотен". Такую музыку, мол, играет шпана. Я это,
кстати, воспринял как комплимент, хотя они хотели наоборот - укусить.
В восемьдесят втором году после различных гонений первый раз прие- хала в
Ленинград МАШИНА ВРЕМЕНИ. И с ней общались разные старые дру- зья, типа
Ильченко. Данилов из МИФОВ прибежал. Боярский и прочие. Я тоже встретился тогда
с Макаревичем, около СКК, по-моему, это было. И надо сказать, что Макаревич с
большим презрением сказал: "Ну вот, Тропилло, ты натащил всякой
швали". Майка и всякой грязной музыки. Ты, мол, не понимаешь, раньше у
меня было десять тысяч почитателей из райка так называемого, а теперь у меня
миллионы пэтэушников. Он, видимо, сам не понимал, что раньше были слушатели,
которые сочувст- вовали и въезжали, а толпе - ей все равно. Толпа с таким же
успехом переключилась на ЛАСКОВЫЙ МАИ. Тогда, в восемьдесят втором, Макаре- вич
еще как-то хорошо относился к БГ, ну как к приятелю. Он его снисходительно
брал, допустим, на свои съемки. Вот, мол смотри, как мы живем. И, конечно же,
это производило неизгладимое впечатление на Бориса Борисыча. Боря страстно
мечтал делать то же самое, но не знал, как. А Цой пришел как-бы с улицы, что
ли.
Когда он пришел на первую запись, он был вместе с Борей. Потом этот альбом был
склеен мною и пущен что называется, в оборот. Я совер- шенно безвозмездно
отдавал записи куче разных жучков, которые с достаточно большим желанием все
это размножали. И "засоряли" музы- кальный рынок этим продуктом.
Таким образом получалась автономная система размножения записей. После записи
"45" мы с Цоем одно время стали немножо ближе. Как-то раз мы ходили к
Рыбину домой. Рыбин жил тогда на улице Восстания, где она пересекается с
какой-то улицей, на которой стоит пивной ларек. Я там пиво пил, а на пятом
этаже жил Рыбин. У него была большая комната, и туда после записи мы иногда
приходили. Гаккель там недалеко живет, заходил тоже пивка попить и чего еще. И
тогда я Цою подарил котенка.
Мне в Италии дали двух котят. Они были от хорошего производителя, пушистые. Я
знал, что из них вырастут пушистые коты. Нет, по-моему, это была все-таки
кошечка. Я хотел ее Борьке отдать, но он говорил, что ему нужен кот. Когда я ее
принес, Борька от этой кошечки каким- то образом избавился. И она стала жить У
Цоя.
Концертов в то время у Цоя было мало, а если и были, то больше похо- дили на
поездку к друзьям. И неизвестно, когда возвратишься, потому что денег на билет
нету. Вот в такую поездку уехал Цой, оставив кошке какое-то количество пищи. А
смог вернуться только через две недели. Он рассказывал, что когда они открыли
комнату, то на сбро- шенной со шкафа и разгрызанной пачке сухих макарон сидела
кошка и печально на них смотрела. Одна макаронина торчала у нее изо рта, она ее
жевала. На кличку не отзывалась и мрачно так смотрела: мол, сво- лочи, что со
мною сделали! Так что невесело они тогда жили.
