Далеко не первый траурный концерт в истории нашего рока. Он не нуждается в
анализе и критических оценках, но здесь было то, самое главное, что не выразить
никакими словами. Почему-то только в трагические моменты мы чувствуем жизнь
глубоко и правильно, возвращаясь перед ликом смерти к естественному,
первородному пониманию вещей. В остальное же время мы позволяем себе быть
обыденными и суетными. Жизнь как тусовка, тусовка вместо жизни. Но на концерте
24 сентября все, кто в нем участвовал, отбросили, выйдя на сцену, все лишнее.
Никто не сфальшивил - ни в зале, ни на сцене. В тот вечер к нам вернулись
затертые в тусовке солидарность и объединение.
И концерт, и то, что происходило в августе, когда во дворе рок-клуба на
протяжении нескольких суток, не умолкая, звучала музыка КИНО, когда люди не
расходились ни днем, ни ночью, когда на Богословском кладбище собрался,
казалось, весь город... и портрет Цоя в траурной рамке, и горящие свечи, и горы
цветов, и его осиротевшая гитара - все это до сих пор не укладывается в голове.
Будут еще написаны книги и песни, созданы фонды и фильмы. Пока же - не хочется
много говорить, слишком близко и остро вспоминается напряженная августовская
жара и мы в ней: молчащие, сидящие по углам, жадно затягивающиеся дефицитным
куревом, пьющие за упокой, плачущие, опустошенные, отягощенные неожиданным
ударом беды.
Песни Виктора Цоя с последних альбомов невозможно слушать, почти каждая из них
полна какого-то предчувствия, будто бы он знал и видел что-то особое, понятое
нами лишь теперь. Лишь теперь, когда его не стало...
