Лучшим
собеседником для него было одиночество и лучшим другом тоже было оно. Звезда
все не появлялась, он, не замечая, удалялся в запущенную часть города, в
которую его нога не ступала ни разу. Эти его побеги даже полезны, так можно
получше разузнать географию пустынного городка. Но он не отводил глаза от неба,
ведь тогда он мог пропустить одно из самых прекрасных зрелищ планеты. Наконец
сиреневатая дымка начала плавиться, и остро наточенные лучи проткнули плотную
массу неба. Он радостно вздохнул и сразу почувствовал жжение на левой руке.
Подставив руку под бледный свет уличного фонаря, он увидел на запястье
звездочку, нарисованную шариковой ручкой синего цвета. В плавно тающем свете
тонкие линии отчего-то казались кроваво-красными. И тут его сердце дрогнуло. Да
так, что ему показалось, будто земля встряхнулась вместе с ударом сердца. Он
забыл! Как он мог это сделать? Еще с вечера он нацарапал эту звездочку, чтобы
не забыть, чтобы вспомнить о Нем двадцать первого. Ему было не с кем встретить
эту дату, но, тем не менее, он собирался ее отметить! Он бы слушал его песни до
утра, он спел бы и сам, перебирая пальцами струны гитары, а потом и сам сел бы
что-то сочинять. Эти самые сочинения, эти стихи, крики души, хранились в
потрепанной тетрадочкe в ящике стола. Он не прятал их от родителей, ведь, даже
если бы их обнаружили, никто и не подумал бы, что это его стихи… Он редко перечитывал
их вслух, он хотел, чтобы кто-то еще почитал их, чтобы кто-то такой же, как и
он, чтобы они вместе поговорили, пофилософствовали на тему этих стишков и жизни
в целом. Чтобы ему сказали, что стихи хорошие или плохие, чтобы хоть кто-то
задумался и погрустил вместе с ним. Но никого не было. Ни тогда, под фонарем,
ни до этого. И он понял, что потерял этот день, этот год, что забыл дату,
которую ждал двенадцать нудных месяцев, согревая сердце приближением Его дня.
Ему было больно, и он никак не мог взять себя в руки. Ведь он надеялся на
двадцать первое, ему казалось, что в этот день произойдет что-то очень
значимое, способное изменить его жизнь! Он опять отчаянно задрал голову и
попытался вглядеться с небо, уже усыпанное миллионами звезд. Не сложатся ли из
звезд очертания Его лица? Нет.… Пройдя еще, как ему показалось, пару шагов, он
вдруг заметил оранжевую точку костра. Удивленный, он приблизился и
рассмотрел…Стену. На мгновение он онемел. Он никогда и не подозревал о
существовании в этом городе Его Стены. Но, когда прошло оцепенение, он понял,
что город, совсем небольшой, кончился. Стена, оказывается, находилась за
городом. И костров оказалось несколько. И вокруг них сидели люди. Непонятно
было, что они играют, что поют, о чем переговариваются. Они сидели отдельными
группами, но с его положения было видно, что издали, получается, что все эти
кучки сливаются в большое кольцо вокруг большого огня! Неожиданный порыв ветра
сорвал капюшон с его головы, заставил высоко поднять голову, и помог осознать.…
Да, он вдруг понял, что все они тоже вытеснены городом, что Стена находится
посреди непролазной свалки, но она есть. Больше он не думал. Перепрыгивая через
высокие горы строительного хлама, отчаянно улыбаясь и безостановочно смеясь, он
бежал к огню. Он не пытался предсказать, примут его или прогонят прочь, он
знал, что, если не примут, то больше уже ничего не будет, а тогда все равно.… И
он уселся в круг со всеми на какой-то обломок грязного кирпича, и никто не
заметил его прибытия…. Он как бы сам по себе слился, врос в толпу этих
объединенных одной свободой людей, он был, наконец, Дома…
