Собственно,
я с менеджерами не работал. Это Витя с ними работал. Когда-то гастроли решались
путем обсуждения. Витя, так сказать, отфильтровывал поступающие предложения - к
нему они все шли. Или на меня выходили с предложениями. Я к Витьке. Или к
менеджеру. Он к нему. А потом Цой объявлял, что так и так, есть предложение
ехать туда-то, играть там-то. А потом уже планировалось по-другому, как все у
нас планируется. Тур такой-то, такие-то концерты, десять дней перерыв - и
опять... Все это, конечно, можно назвать работой, но творчеством никак не
назовешь. Как люди творческие мы мучались. Конечно, были передышки на отдых, на
запись. Но я хочу сказать, из-за чего возникали трения. Может быть,я смотрю с
негативной точки зрения на все эти вещи.Но мне уже давно на гитаре играть не
хочется. И я не играю. Музыку пишу на машинке, как у Курехина. А вообще, все
было отлично.
За границу ездили. Машины купили. Побились все на этих машинах... А слава?.. Я
же говорю, боролись за одно - напоролись на другое. Есть идеальное
представление. А идеальное представление о каком-то понятии всегда отличается
от реального воплощения этого понятия. Я хочу сказать, что слава в этой стране
приобретает уродливые формы. Когда мальчишки стекла бьют в машине, как у меня
во дворе. Все борются за славу, программа известная. И мы отработали ее до
упора. А удовлетворение кончилось, не помню уже когда. Сначала было интересно,
потом еще интереснее, а потом все меньше и меньше. Меньше было интереса к
живому творчеству. Я говорю только о себе. А Цой читал все письма, адресованные
ему. Не знаю, что это доказывает. Он серьезно к этому относился. Очень
ответств- енный человек был. От поклонников нас оберегали. С Белишкиным мы
ездили еще впятером, обороты были небольшие. А когда в перспективе стала видна
возможность прокручивать большие массы народа, понадобился более
профессиональный менеджер. С большим радиусом действия. И когда стали ездить с
Юрой Айзеншписом, появилась уже целая бригада администраторов - ребята молодые
и разных размеров.
Поехали мы в Америку с Рашидом. Он там показывал "Иглу" на
рэдфордовском фестивале. Об "Игле" я ничего не могу сказать, потому
что, когда видишь на экране знакомых, которые выкобениваются, пытаясь стать
актерами, понять замысел режиссера... То есть я просто не понимаю, что
происходит на экране. Я могу только сказать, что тут вот Маринка Смирнова
похожа на себя, а тут вот притворяется. Поэтому о фильме я судить не могу.
И вот Витя, Наташа, Рашид, Джоанна и я поехали. На гитарках там поиграли,
американцы нам похлопали. В то время я уже не испытывал острых ощущений от
выхода на сцену. Я тогда уже наелся всем этим. А относился к этому как к
фатальной неизбежности. Не бросать же группу? Жалко такую хорошую группу
бросать. Столько лет потрачено. Но с Витькой мы старались на эту тему не
говорить. Его это тоже, наверное, доставало. С возрастом, по-моему, в
отношениях проявляется больше всяких нюансов. А может быть, я на это стал
обращать больше внимания. Сейчас трудно стало. Сказать много можно, но не
стоит, потому что другого ждут.Мифология творится, а мы в ней участвуем.
Я сам не знаю, как к Витьке отношусь. Я и любил его, и ненавидел иногда. Это
сложно, когда столько лет вместе. Но я его уважал всегда, потому что он был
боец настоящий.